Он снова наклонился и осторожно поцеловал ее. На этот раз поцелуй был более долгим и страстным.
«Сегодня он нетерпеливее обычного, — подумала она, — видимо, сказывается обстановка».
— Давай сначала поедим, — предложила Марина. — Я весь день готовила, — лицемерно добавила она.
Он согласно кивнул, взяв тарелку с салатом. Еще дважды он разливал вино в бокалы, и дважды она отпивала из своего бокала, наблюдая, как он пьет свою чашу до дна. После того как она принесла из кухни готовых кур, в столовой наступило неловкое молчание. Первый голод был утолен, теперь он снова смотрел на нее, в нетерпении ожидая сигнала.
По телевизору показывали какую-то комедию, и она вдруг поймала себя на мысли, что хочет громко рассмеяться над очередной шуткой одного из героев. Кажется, начинало сказываться действие спиртного и добавленного в него лекарства. Она вдруг с ужасом подумала, что может потерять сознание раньше своего гостя. И хотя она пила значительно меньше, очевидно, доза не была рассчитана на женский организм. Сильно кружилась голова.
— У вас много хороших фильмов, — сказал Робер, заметив, куда она смотрит.
— Да, — тяжело кивнула она, — действительно много хороших. Кажется, я немного перепила.
Он улыбнулся.
— Всего бутылка хорошего вина. Это не так много, Мария.
— Вы рассуждаете как профессиональный алкоголик, — с отвращением заявила она, пытаясь подняться на ноги. — Кажется, это было очень сильное вино.
Он протянул ей руку. И помог подняться. А затем она вдруг неожиданно для себя оказалась в его объятиях. И вдруг почувствовала, что отвечает на его горячий поцелуй.
«Я схожу с ума», — подумала она.
— Мария, — шептал он, почему-то путая ее имя.
Ей хотелось поправить его, объяснить, что он ошибается, что ее зовут Марина, но язык уже отказывался повиноваться.
Еще через некоторое время они оказались уже на диване. И она чувствовала его горячие сильные руки.
«Господи, — промелькнула последняя сознательная мысль, — они же все это снимают. Зачем я пила эту гадость…»
Он поднимал ее платье, пытался расстегнуть пуговицы на спине. Она почти не сопротивлялась. Но, кажется, действие вина начало сказываться и на нем. Он дышал тяжелее обычного. И как-то странно закрывал глаза. Последнее, что она помнила, были его обжигающие поцелуи. И потом она провалилась в спасительный сон.
Она с трудом приходила в себя. Кто-то грубо тормошил ее за плечо. «Почему так грубо?» — мелькнула первая мысль, еще до того, как она открыла глаза. Ее по-прежнему трясли. И она наконец открыла глаза. В комнате стояли сразу несколько человек. Все трое с отвращением смотрели на нее. С таким явным отвращением, что ее передернуло. Это не могла быть игра, на лицах незнакомцев были гнев и презрение.
— Она проснулась, — сквозь зубы сказал один из них, в форме капитана милиции, — товарищ полковник, она проснулась.
Марина подняла голову, пытаясь понять, что происходит.
В комнату вошел высокий красивый мужчина в штатском. Он как-то странно посмотрел на лежавшую женщину, и она вдруг вспомнила, где и зачем находится. И сразу покраснела, пытаясь подняться. Она лежала на диване в столовой, платье валялось на полу. Она была лишь в нейлоновой комбинации, сквозь которую отчетливо просматривалось ее нижнее белье.
— Разрешите, я оденусь, — попросила она у человека в штатском, наклоняясь за своим платьем.
Но он неожиданно наступил на него ногой.
— Потом оденешься, — неожиданно грубо сказал он, — как гулять с иностранцами, так голой бегаешь, а как своих советских видишь, так сразу и одеваться хочешь. Ничего, посидишь так, полезнее будет.
— Правильно, — сказал какой-то пожилой мужчина с подозрительно красным носом, стоявший в комнате вместе с капитаном милиции, — как гулять, эти стервы с иностранцами ходят, а как наших ребят видят, так сразу стесняются.
— Гадина, — громко поддержала его женщина неопределенного вида с покосившейся прической.
Она была одета в старый плащ и какие-то рыжие туфли, совершенно не вязавшиеся с мартовской погодой.
— Откуда вы взялись? — изумилась Марина. — Что вы здесь делаете?
— Она еще спрашивает, — разозлилась женщина. — Глаза бы тебе, мерзавке, выдавить, чтобы такого срама не видеть. Тьфу!
Она плюнула, стараясь попасть в Марину, но промахнулась, и ее жирная слюна потекла по спинке дивана.
— Что вам нужно? — закричала Марина. — Кто вы такие? Убирайтесь из моего дома!
— Не кричи, — строго сказал мужчина в штатском. — Товарищ лейтенант, — крикнул он в соседнюю комнату, — приведите иностранца.
В комнату ввели растерянного Робера Фарвелла в мятых брюках и в рубашке, вылезавшей из-за пояса.
— Я канадский дипломат, — гневно говорил Фарвелл, — вы не имеете никакого права.
Но, увидев раздетую молодую женщину, он испуганно замер и, глядя на нее, тихо спросил:
— У тебя все в порядке?
— Не разговаривать, — закричал капитан милиции, — здесь не публичный дом.
— Что происходит? — разозлилась она. — Как вы сюда попали? Это мой дом. Уходите отсюда. И дайте мне возможность наконец одеться. Перестаньте хамить. — Ее голос срывался на крик.
— Еще кричит, стерва, — удовлетворенно заметил красноносый.
— Понятые, подпишитесь под протоколом, — предложил лейтенант, доставая бумаги.
Первой к столу подошла женщина. Она поставила свою подпись с каким-то злорадным торжеством, словно расписывалась под постановлением о казни преступницы. И с победным видом огляделась. Вторым подошел красноносый. Он долго и внимательно читал протокол, после чего наконец подписал его. Посмотрел на Марину, удовлетворенно крякнул и отошел от стола.