— Весь этот спектакль. Это было так необходимо?
— Да.
Он ответил так односложно, что она не решилась задавать другие вопросы. И подошла к дивану, тяжело опустилась на него. Он смотрел вниз, провожая взглядом молодого человека, пока тот не сел в свою машину. Автомобиль плавно отъехал от дома. Почти сразу следом за ним поспешила черная «Волга».
— Не понимаю, — сказал вдруг генерал, — не понимаю. Что-то мы сделали неправильно. Что-то не совсем так. Мне не понравилось его поведение.
— А мне не понравилось поведение этих сотрудников милиции. И понятых. Откуда вы набрали такую публику? Это тоже наши сотрудники?
— Нет, — улыбнулся Марков, — так сыграть невозможно. Двое понятых были настоящие. Он работает дворником за два квартала отсюда, а она санитарка из больницы в Подмосковье. Мы привезли ее из вытрезвителя.
— Интересная публика, действительно никто бы так не сыграл. Вы видели, как они себя вели?
— Конечно, видел.
— И полковник?
— Он тоже, — улыбнулся Марков, — он, кстати, мой заместитель. Настоящий заместитель.
— А почему он мне не давал одеться?
— Может, ты ему просто понравилась. Такой вариант ты полностью исключаешь?
— Учту. Но почему вы не сказали мне, что Робер профессиональный разведчик?
— Ты бы держалась с ним несколько по-другому. Более скованно. А мне хотелось, чтобы ты видела перед собой просто симпатичного молодого человека.
— У вас осталась пленка?
— Конечно.
— Я хотела бы посмотреть.
— Никаких проблем.
— Вы думаете, он согласится?
— А ты как думаешь?
— Нет, — сказала она, словно испытывая непонятное удовлетворение от того, если бы операция с их участием провалилась.
— Почему? — спокойно спросил Марков.
— В нем есть какая-то гордость. Какой-то стержень. Может, поэтому он и бабник. Какое-то сильное мужское начало.
— Это уже твои выдумки, — улыбнулся генерал. — Можешь переодеваться. Сюда ты больше не вернешься. Даже если он согласится, мы объясним ему, что после случившегося скандала ты решила переехать из Москвы.
— Думаете, он поверит?
— Иди переодевайся, — нахмурился генерал.
Марина пошла в свою комнату. Уже перед самым уходом она обернулась к Маркову.
— Вы ведь обещали говорить мне всегда всю правду.
— А ты поверила?
— Нет.
— И правильно сделала. Вот когда ты не будешь верить никому, тогда ты станешь профессионалом.
Утром следующего дня Марков неожиданно вызвал Чернышеву к себе. Он был сдержан и как-то неприятно мрачен.
— Получишь сегодня направление на Алтай, — сказал он, не глядя на молодую женщину. — Там есть наш санаторий. Отдохнешь дней десять.
— Я не устала, — запротестовала женщина, — и вы обещали показать мне пленку.
— Пленка никуда не убежит, — он явно был не в настроении, — а приказы у нас не обсуждаются. Позвони матери, скажи, что уезжаешь на неделю. Отдохнешь и вернешься. Самолет через четыре часа. Тебя отвезут в аэропорт.
— Хорошо. — Она вышла, не понимая, что произошло.
На сборы ей дали совсем немного времени. И уже через три часа она сидела в аэропорту, в депутатской комнате, в ожидании своего рейса. Провожавший ее немолодой капитан Зинин, который обычно опекал ее в поездках по городу, сидел в углу, посапывая носом. Она прошла в буфет и попросила стакан чая. Работал телевизор, диктор привычно сообщал официальные сведения. Она задумчиво уставилась в стакан. Затем решительно поднялась и, выйдя из буфета, подошла к дежурной по депутатской.
— У вас есть городской телефон?
— Конечно, — удивилась дежурная. — Рядом, на столике.
Марина прошла к телефону, подумала немного и, решительно встряхнув головой, набрала номер канадского посольства. Телефон довольно долго не отвечал. Затем незнакомый голос сказал по-английски:
— Это канадское посольство. Вас слушают.
Она заколебалась, но все-таки попросила:
— Мистера Робера Фарвелла попросите к телефону.
В ответ секундное замешательство и внезапный вопрос:
— Кто это говорит?
— Это его знакомая.
Снова непонятное замешательство, и, наконец, незнакомец сказал:
— Его сегодня не будет. Может, что-нибудь ему передать?
— Нет, ничего, спасибо.
Она быстро положила трубку и, пройдя к сидевшему Зинину, опустилась рядом с ним на диван. До отлета самолета оставалось еще минут сорок.
Уже сидя в самолете, она подумала, что могла бы расспросить Маркова, чем вызвано подобное срочное направление на Алтай. Но приобретенные за годы обучения навыки уже прочно сидели в ней. Задавать вопросы в их ведомстве не было принято. И если даже нашелся бы смельчак, который рискнул бы задавать вопросы, он с большой вероятностью никогда бы не получил ответа.
На Алтае, в маленьком поселке, даже не нанесенном на карту, был санаторий Первого главного управления. Санаторий — сказано слишком громко. Просто здесь было несколько домиков, разделенных высокими заборами. В стороне стояли корпуса небольшой столовой и медчасти. Как правило, все «отдыхающие», а таковых было не более четырех-пяти человек, оставались в своих домиках, совершая ежедневные прогулки вокруг них или в лес, но с таким расчетом, чтобы не увидеть друг друга. Еду приносили прямо в домик три раза в день. Работали радио и телевизор, приносили газеты.
В самом домике были три небольшие комнаты. Столовая, спальня и кабинет, где имелась небольшая библиотека, составленная в основном из произведений русской и зарубежной классики. В первый день она изнывала от скуки. Во второй — с удовольствием читала знакомого с детства Диккенса и смеялась над похождениями героев Пиквикского клуба. На третий день заметила, что в ее дощатом заборе есть небольшое отверстие, и она с удовольствием подсмотрела, что в соседнем домике живет пожилой человек, лет семидесяти, любивший посидеть перед домиком и покурить трубочку. На четвертый день она рискнула обнаружить свое присутствие. Пожилой незнакомец обернулся и увидел ее довольное лицо между досками забора.