— Сегодня утром, — спокойно сказал Ронкаль, — у меня документы на другого человека. Они не видели, как я вошел в отель.
— Сегодня я должна быть в тюрьме, — нервно сказала она.
— Я знаю.
— Он прилетает завтра, — сказала она, имея в виду Марата.
Ее гость снова кивнул головой. Потом сказал:
— Меня просили передать вам, что завтра вечером вы должны покинуть Сантьяго. Сразу после приезда нужного нам человека.
— Почему так быстро? — вырвалось у нее.
— Вас будут ждать в Буэнос-Айресе, — вместо ответа произнес Ронкаль.
Она кивнула, уже не решаясь спорить.
— Ваш номер вчера вечером обыскивали, — заметил Ронкаль.
— У меня ничего нет.
— Они ничего и не нашли. Я слышал их разговор. До свидания.
Он встал и вышел. А она так и осталась сидеть на своей постели и лишь спустя время уныло поплелась в ванную комнату принимать душ. В это утро она почти не спала. В девять часов позвонил Дорваль.
— Ты ушла так тихо, что я даже не проснулся.
— Я не хотела тебя будить, — сказала она.
— Напрасно. Мне хочется видеть твои глаза все время. Открой дверь своего номера.
— Что случилось?
— Ничего. Открой дверь.
Она положила трубку телефона на столик и подошла к дверям. Открыла и увидела перед собой прикрепленную к дверной ручке красную розу. Взяв цветок, она вернулась к телефону.
— Спасибо.
— Ты не хочешь позавтракать?
Она взглянула на часы.
— У меня мало времени. Сегодня я беру интервью у начальника центральной тюрьмы.
— У меня тоже. Хотя я интервью брать не буду. Жду тебя внизу.
Она положила трубку.
Спустившись вниз через десять минут, она увидела его, сидевшего в компании своего друга. Она подошла ближе.
— Знакомьтесь, — представил ее Дорваль своему напарнику, — Мария Частер. А это Франсуа Юэ.
— Очень приятно. — Она пожала руку второму французскому офицеру, встретившись с его взглядом. В отличие от Дорваля его напарник был более плотным и коренастым. Но таким же галантным, как и все французы. Он поцеловал руку подошедшей женщине. Потом был завтрак, нарушаемый репликами в основном Дорваля. Юэ молчал почти все время, а Марина не решалась говорить, словно помня о завтрашнем событии.
Завтра в Сантьяго прилетит Марат. И завтра Ронкаль должен его убрать. Она не сомневалась, что сидевшие с ней оба французских офицера будут этому мешать. И не знала, каким будет исход этого поединка. Но понимала, что к завтрашнему числу кровавая драма будет завершена. И исходом этой драмы в любом случае будет ее разбитое сердце.
После завтрака она попрощалась с обоими французами и поехала к зданию тюрьмы. Собрав волосы под темный берет, надев куртку и джинсы, она стала похожа на подростка. Ронкаля нигде не было видно, но она не сомневалась, что он все время где-то рядом. Словно она чувствовала его незримое присутствие. Обычные формальности, связанные с прохождением в здание администрации Центральной тюрьмы, заняли около получаса. И наконец, она вошла в кабинет начальника тюрьмы, согласившегося на беседу с ней. Это был маленький, приземистый человечек с какими-то карикатурно большими усами. Увидев вошедшую женщину, он привычно нахмурил брови.
— Это вы Мария Частер? — спросил начальник тюрьмы.
— Да, сеньор. — Она стояла на пороге.
— Какое у вас ко мне дело?
— Я хочу получить у вас интервью для нашего журнала.
— Я не даю интервью.
— Но наши читатели интересуются внутренней жизнью в вашей стране. Левые газеты утверждают, что у вас имеются нарушения прав человека. А мы, наоборот, хотим рассказать, как процветает демократия в Чили, — почти не скрывая иронию, сказала Марина.
Она все еще стояла, он не приглашал ее сесть.
— Мне все равно, что пишут ваши левые и правые газеты, — разозлился начальник тюрьмы, — я не имею права давать никакие интервью. Уходите отсюда.
В этот момент в кабинет вошел кто-то третий. Марина обернулась. Это был подтянутый офицер, тоже небольшого роста, с резкими, четкими чертами лица. У левого глаза виднелся небольшой шрам.
«Почему они все такого невысокого роста? — подумала Марина. — Их, наверно, готовят в одном инкубаторе. Или они все хотят быть похожими на своего бывшего кумира Франко?»
Но по тому, как вскочил начальник тюрьмы, она поняла, что вошедший имеет отношение к высшему начальству.
— Сеньор Родригес, — услужливо залепетал начальник тюрьмы.
— Кто это? — спросил Родригес, проходя к его столу и показывая на Марину, словно ее здесь и не было.
— Журналистка. Из Мексики, — засуетился начальник тюрьмы. — Я ее сейчас выгоню. Уходите, сеньора.
— Подождите, — сказал Родригес, — вы пришли сюда написать репортаж?
— Читатели хотят знать, что происходит в вашей стране, — осмелев, сказала Марина, — мне нужна информация.
— Нужно помочь молодой женщине, — улыбнулся Родригес, — мы покажем ей все, что она хочет увидеть.
— Конечно, сеньор, — сразу согласился начальник тюрьмы.
— Что вы хотите увидеть? — спросил Родригес. — Заключенных, наших офицеров, условия в тюрьме? Что именно?
— Что вы мне покажете. — Ей не нравился развязный тон этого офицера.
Она уже жалела, что не послушалась совета начальника тюрьмы.
Родригес усмехнулся.
— В таком случае пойдемте, сеньора. Мы покажем вам много интересного.
И она пошла за этим офицером. Тюрьма была переполнена заключенными. Сразу после переворота людей начали сгонять на стадионы, превращая их в огромные концлагеря. Потом, как-то рассортировав заключенных, начали строить специальные поселения на юге страны. Но тюрьмы в городах все равно были переполнены. Каждый день находили новых коммунистов, социалистов, профсоюзных активистов и просто людей, не очень лояльно относящихся к правящей в стране хунте.